Российская империя просуществовала без малого двести лет. Довольно большой срок для того, чтобы счесть причудой принятие Петром I титула императора осенью 1721 года. Какие события в жизни русского царя привели его к такому решению?
Сергей МИНАЕВ
70- летняя война
Ништадтский мир завершил Северную войну, которую Петр I вел в составе коалиции против Швеции с 1700 года. В мировой истории были и более длительные войны: Столетняя – между Англией и Францией, Тридцатилетняя война в Германии. Столь длительное напряжение сил государств вело к их истощению в каждом из этих конфликтов, и петровская Россия не была исключением. Если же учесть, что в Северную войну Петр вступил буквально на следующий день после того, как получил известие о заключенном в Константинополе мире с Османской империей, то для России период войн длился с 1686 года, когда разразилась Русско-турецкая война, начатая при царевне Софье. Однако и война с турками явилась прямым следствием мира, завершившего Русско-польскую войну, продолжавшуюся с 1654 года (в 1667 году было подписано перемирие, но период с 1667 по 1886 год все равно мирным не был). Мир и союз с Польшей означал для России разрыв отношений и войну с Османской империей, а затем и со Швецией.
Таким образом, в 1721 году Петр не только помирился со шведами, но и завершил период масштабных войн, длившийся почти 70 лет и начатый при его отце Алексее Михайловиче. Каждая из этих войн была одновременно и успешной (в смысле территориальных приобретений), и изнурительной из-за длительной мобилизации различных ресурсов. Страна в новых границах, с новыми языковыми и конфессиональными группами населения, с новой столицей и новыми амбициями очень сильно отличалась от России, унаследованной Петром. Чтобы зафиксировать эти изменения, нужен был новый статус. Но почему именно имперский?
Регулярное государство
Оказавшись сперва соправителем, а затем и правителем государства в достаточно юном возрасте, Петр сперва действовал как глава христианского государства, участника Священной лиги против неверных. Именно так называлась коалиция стран, сложившаяся вокругАвстрии после похода турок на Вену и осады этой столицы в 1683 году. Угроза со стороны Османской империи была вполне реальна, и она заставила несколько стран Европы объединиться. Юный Петр (в момент начала войны ему было 14) изначально уделял вопросам религии достаточно много внимания, но постепенно пришел к выводу, что для победы в войне одних молитв мало. Тем не менее до поры до времени царю приходилось думать одно, говорить другое, а делать третье.
Первое путешествие в Архангельск, предпринятое Петром в 1693 году, имело официальное прикрытие: царь едет на богомолье по северным монастырям, но истинной целью поездки был его интерес к флоту. Великое посольство 1697–1698 годов, предпринятое уже после удачной Азовской компании, имело официальной целью укрепление Священной лиги, но на самом деле Петр приобретал новые знания в области техники и государственного устройства.
Последнее обстоятельство часто недооценивается, но все-таки знакомство Петра с государем нового типа Вильгельмом III оказало на него большое влияние. С одной стороны, Вильгельм был правителем Англии, Шотландии и Нидерландов и сильным военачальником. С другой – в каждой из этих стран власть короля была ограничена парламентом, и это, похоже, его не смущало. Ведь государства функционировали и без постоянного вмешательства суверена, во многом при помощи «невидимой руки рынка» (за 80 лет до введения этого термина Адамом Смитом) и торговой олигархии, разбогатевшей при помощи заморской торговли.
Из европейского турне Петр вернулся под впечатлением от этого работо-способного «регулярного государства» и стоящего у его руля военного лидера. Его задача видоизменилась: теперь надо было не просто мудро управлять, но еще и создать самообучающуюся государственную машину, позволяющую развиваться экономике. Заморская торговля была очевидным ключом к богатству, но для ее развития был нужен мир, достичь которого можно было только при наличии мощной армии и флота, а для их создания и поддержания нужно было богатство. Но на первых порах замкнутость этого круга Петра не смущала.
Смена альянсов
Взятие Нотебурга и основание Санкт-Петербурга, победа под Полтавой и взятие прибалтийских городов вплоть до Риги и Выборга – все это до поры до времени убеждало Петра в работоспособности избранной модели. Она приносила победы и славу, но вместе с тем множила число недоброжелателей, которые в год Прутской катастрофы получили наконец повод для злорадства. Когда в 1697 году русский царь взял Азов, Европа была рада, когда в 1711-м был вынужден срыть укрепления на Азовском море, она радовалась не меньше. Дальнейшее усиление России отнюдь не входило в планы европейских союзников Петра, и он это ощутил в полной мере. Ему предстояло заканчивать войну со Швецией в одиночку, а для этого нужен был мощный флот на Балтике, но именно перспектива возникновения этого флота и беспокоила англичан и голландцев больше всего.
Десятые годы XVIII века для Петра – это период крушения иллюзий, возникших в годы Великого посольства. Оно вынуждает Петра обратиться к другому варианту государственного правления, принятому в Европе. Второе великое посольство, совершенное в 1717 году, имело своей целью Париж, где после кончины «короля-солнца» Людовика XIV престол занимал его семилетний правнук Людовик XV – «дитя зело изрядное образом и станом, и по возрасту своему довольно разумен», по словам Петра.
Царю уже за сорок, круг его интересов гораздо шире, чем 20 лет назад, но он продолжает учиться, и в том числе тому, как на практике работает просвещенный европейский абсолютизм. А он работал, даже когда на троне восседал семилетний мальчик. Из Франции Петр вывозит не только технические новшества (например, чертежи галер – отныне все они должны были строиться «французским маниром», у которого нашлись преимущества перед турецким и венецианским), но и новое понимание роли государства в жизни общества.
Исход войны решил все же флот, а именно успешные десанты в окрестностях Стокгольма в 1719 году и победа у Гренгама в 1720 году. Огромная сумма, выплаченная победившей Россией поверженной Швеции в рамках Ништадтского мира, больше напоминала плату за выход Швеции из союза с Англией, чреватого новой войной. Она была признаком новой политики России – на этот раз весьма прагматичной.
Прагматичная империя
В 1721 году ни одна из стран Европы больше не рассматривалась Петром как надежный союзник или образец для подражания. Государство закончило период обучения у старших товарищей, и статус империи должен был зафиксировать тот факт, что Россия теперь на равных может говорить со своими европейскими партнерами. По крайней мере, у России для этого уже было достаточно сил и средств.
После принятия статуса императора Петр занялся проектами глобального характера. Последний, персидский поход его флота и армии в 1722–1723 годах был скорее колониальной экспедицией, чем войной европейского типа. Среди его последних указов было распоряжение об отправке исследователей к северо-восточной оконечности Евразии, дабы узнать, смыкается ли континент с Америкой. И если изучить биографии знаменитых русских исследователей Арктики, Сибири и Дальнего Востока, нанесших эти земли на карту в середине XVIII века, то выяснится, что все они прошли суровую школу на Балтике и прониклись идеями, к которым Петр пришел на закате жизни.
Сейчас это может показаться странным, но для Петра идея империи на 100% совпадала с идеей мира. Ему важно было вывести Россию на такой уровень мощи, что ни одна другая европейская держава более не рассматривала ее как пространство для колонизации, а видела в России равного партнера, с которым придется договариваться. Только такой уровень мог дать возможность стране развиваться в мире в XVIII веке (и не только в нем). Достижение этой цели и было, пожалуй, главным успехом Петра.
К 1721 году государство закончило период обучения, и статус империи фиксировал этот факт
Если выпало в империи родиться, надо жить в глухой провинции у моря. И. Бродский
Строка Иосифа Бродского из «Писем римскому другу» известна практически каждому. Поэт писал о Древнем Риме, но, как обычно, не только. Для человека, родившегося в Ленинграде, вполне естественна связь между понятиями «империя» и «море».
Основатель города, в котором родился Бродский, вполне мог бы подписаться под этой строкой, ведь сам он решил жить в только что отвоеванной у врага «глухой провинции у моря» (в годы шведского владычества глуше места, чем устье Невы, у шведов не было). А когда к этой «глухой провинции у моря» были добавлены еще несколько таких же, а в ней самой стала расти новая столица – только тогда страна и стала империей.